— Холодно… — поежилась Ильза, посмотрев через заиндевевшее окно. Там по пустынным улицам злой северный ветер гнал колючую поземку, голодной собакой подвывал в подворотнях. Небо было бесцветным и низким, в воздухе висела морозная мгла. — Выходить не хочется.

— Ну-у, матушка, ты у нас совсем разбаловалась! — развела руками сотник Энкалетте. И передразнила пискляво: — «Холодно… Выходить не хочется». Это речи воина или кисейной барышни? Два шага до трактира она сделать не может! А вспомни, как прошлой зимой…

Она еще что-то говорила, и Ильза ей отвечала, потом они о чем-то спорили, но Хельги их больше не слышал. Он стоял замерев посреди комнаты и молча смотрел на листок календаря. Он тоже вспомнил прошлую зиму, холодный декабрьский день…

— Ну что, мы идем? — окликнула Меридит из прихожей. Она, оказывается, уже успела собраться. — Чего вы копаетесь? Я есть хочу!

— Нет! — голосом плохого автономного зомби откликнулся Хельги. — Мы не идем… — И вдруг завопил так, что девицы подпрыгнули. — В смысле уходим немедленно! Скорее! Запирайте двери, и бежим!!! Энка, вызывай своего Фронтона, в смысле грифона! В Конвелл! Или нет, лучше в Оттон! Подальше от этих мест!!!

— Хельги, счастье мое! — Меридит удивленно тряхнула его за плечи. — Что с тобой?! Зачем нам надо убегать в Оттон?!

— Затем! Сегодня двадцатое декабря!!!

— Ну и что?!!

— А то! Который час? Два часа пополудни? Так вот! Через пять часов я, ободранный, обросший, с обожженной мордой, явлюсь к профессору Перегрину и спрошу его, правда ли, что нас с позором исключили из Уэллендорфского университета?